И все же, несмотря на пережитые ею любовные катаклизмы, разочарования и душевную боль, эта женщина никогда ни о чем не жалела. Именно в этом заключался секрет ее душевной красоты и ее силы.
Судьба Алисы – яркий факел, и если к нему прикоснуться, то можно получить ожог, который будет слишком глубоким и болезненным, а быть может, этот ожог останется на всю жизнь. Довольно редко можно встретить женщину подобного закала. Но однажды судьба Алисы круто переменилась, и ей довелось познать, что такое настоящая беда и настоящее горе.
Два года назад эта женщина, полная сил, энтузиазма и неиссякаемой энергии, заразилась ВИЧ от собственного мужа, которого она очень любила и который, по его словам, тоже очень ее любил, но оступился и, что называется, сходил от жены на сторону. Я смотрю на фотографию этой улыбчивой женщины и поражаюсь ее силе воли. Узнав о страшном диагнозе, она научилась с ним жить и не бояться смерти, а также помогать другим избавиться от этого страха. Она знает, что ей не так много отпущено, и просит бога только о том, чтобы он дал ей силы для того, чтобы поднять собственного ребенка.
Правдивые и откровенные письма Алисы задели меня за живое, и я хочу представить на суд читателя всего лишь несколько строк из ее письма, полученного совсем недавно.
«Дорогая Юлия! Пожалуйста, напишите книгу о таких, как я, ведь о нас нигде не говорят. Все делают вид, что нас нет. Напишите книгу о тех, кто еще не умер, кто еще жив. Мы живы, и мы тоже живем своей жизнью, пусть не такой полноценной, но все же живем. Я прожила прекрасную жизнь, в которой была любовь, хорошая работа, тепло, забота родных и близких. Юленька, если бы вы только знали, как мне хочется жить… Как же хочется! Мне хочется увидеть сына взрослым и погулять на его свадьбе, а в дальнейшем подержать на руках внука. Я никогда и никому не делала плохого, а также никогда не была в разладе со своей совестью. Я просто любила жизнь, любила людей и старалась наслаждаться каждым прожитым днем. После того как я узнала о страшном диагнозе, у меня была мысль о самоубийстве, но затем она прошла, и, глядя на своего несовершеннолетнего сына, я поняла, что должна и даже обязана жить дальше. Опишите таких, как я, потому что нас довольно много. Мы не изгои и не люди второго сорта, мы лишь заложники страшной болезни и сами не понимаем того, почему эта болезнь выбрала именно нас.
Мне было очень тяжело отказаться от той насыщенной жизни, которой я жила раньше. От жизни, где была любовь, флирт, внимание мужчин и прекрасные перспективы. Теперь у меня совсем другая жизнь. Я никогда уже не смогу быть обожаемой, желанной, сексуальной и счастливой. Я буду жить и понимать, что еще живет только моя оболочка, а все, что находится внутри ее, уже давно умерло. Впервые в жизни я перестала бояться смерти. Я СТАЛА БОЯТЬСЯ ЖИТЬ! А еще… еще я поняла одну страшную, но реальную истину: ЛЮБОВЬ НИКОГДА НЕ СТРАХУЕТ НАС ОТ ПРЕДАТЕЛЬСТВА. Любовь всего лишь ловушка для женщины. Ловушка с ловцами.
Иногда я подхожу к зеркалу и вижу в нем изможденное лицо совершенно чужой женщины. Я бессмысленно ударяю по стеклу и при этом чувствую боль.
– Прости меня, – говорю я сама себе и начинаю отчаянно плакать. – Я виновата перед тобой. Я верила тому, с кем жила и кого очень сильно любила. Я не верила тебе.
Странно, что в нашей стране всегда считается, что СПИДом болеют наркоманы, проститутки и геи. Никто не хочет признавать тот факт, что этой страшной болезнью могут заболеть и люди, которые не ведут разгульного образа жизни и не относятся ни к одной из этих категорий. Я не могу сказать плохого о своем муже, но… никогда не смогу его простить. Его простит бог. Несмотря ни на что, он был хорошим мужем и замечательным отцом нашему ребенку. Я очень сильно ему доверяла и очень сильно его любила… Просто так получилось…»
Алиса, эта книга о тебе и для тебя. Спасибо за твою откровенность и твое доверие, за проявление исцеляющей женской силы и за науку говорить правду. Дай бог тебе сил и побольше здоровья.
Юлия ШИЛОВА.
Пролог
Я всегда любила большой город, потому что большой город вселяет в нас веру и надежду на лучшее будущее. Несмотря на то что я родилась в маленьком провинциальном городке с тихими и спокойными улочками, я никогда не боялась всех отрицательных черт, которые присущи большому городу, и воспринимала большой город как памятник культуры, сосредоточие торговли, промышленности и как свое благо. Мне нравились многолюдные, шумные улицы, множество вечно куда-то спешащих мужчин и женщин, которые толклись в магазинах, различных учреждениях и дышали в затылок друг другу. Яркие огни большого города всегда влекли к себе молодых, заманивая их обещанием перспектив и поддерживая самые смелые мечты и надежды, а те слетались из своих провинций точно так же, как слетаются мотыльки на яркий свет. Проходит немного времени, и с глаз «мотыльков» спадает пелена сладких грез, и все провинциалы сталкиваются с реальными трудностями, которыми полон большой город. Выживают сильнейшие и далеко не многие. Большинство провинциалов устают от чересчур утомительного бега по кругу, слишком большого напряжения, связанного с разочарованием, сходят с дистанции и возвращаются домой в свой привычный круг вполне разрешаемых житейских проблем и обязанностей. Хоть и говорят, что большой город зажигает верой, но он очень быстро отбирает эту веру и возвращает провинциалов из мира грез в жестокую реальность, напоминая заодно о поговорке: где родился, там и сгодился.
Я часто вспоминаю свое первое знакомство с Москвой и незабываемое ощущение того, что это мой город. Я сидела с баночкой колы и смотрела на большой город сквозь гостиничное окно. За этим окном текла жизнь. Такая бурная и многогранная. Мне было немного страшно оттого, что я совершенно одна и что у меня нет ни единой ниточки, ни единой зацепки, чтобы здесь остаться. Я размышляла над тем, как повезло тем людям, которые родились в Москве. Они могут заходить в свои теплые квартиры, закрывать за собой дверь, читать прессу, звонить своим друзьям, гулять по Арбату, ездить в метро, посещать выставки, театры, концерты и… просто ежедневно дышать Москвой. Тогда мне казалось, что все москвичи грубые, высокомерные и бездушные, что они избалованы своей «центральностью». То, что для многих других труднодосягаемо, они воспринимают как должное. Я не скрывала, что я им завидовала. Я часто вспоминала людей русской провинции. Их гостеприимство, задушевную расслабленность, дружеское участие и добрые, милые сердцу улыбки. Чуть позже я стала приходить к мнению, что этакая жесткость – не вина москвичей, а всего лишь объективная необходимость. Москва – слишком большой, деловой город, который диктует свой темп и свои правила жизни. Характер этого города очень противоречив, и именно он формирует точно такой же противоречивый характер своих жителей.
Так вот, я пила колу, смотрела в окно и думала о том, что уже не смогу жить без этого, близкого пока еще для меня, города. Но я уже полюбила гулять по шумной Тверской, спускаться к Манежной площади, оглядываться назад на Тверскую и осознавать, что именно здесь сутки длятся намного больше, чем где-либо в Москве, а автомобильные пробки тут могут случаться и после часа ночи. Я полюбила смотреть на толпы прохожих, на элегантно оформленные витрины с дорогими сумками или предметами гардероба. В своих путешествиях по городу после Манежной площади я обычно шла на Красную, которая особенно красива ночью. Я спускалась вниз, за храм Василия Блаженного, а потом всходила на Большой Москворецкий мост и любовалась завораживающим видом во все стороны. А затем, чтобы оставить в своей памяти «живой» вид на Кремль, тот самый, который я с детства видела в школьных учебниках и в различных телевизионных заставках, шла на Софийскую набережную и на Большой Каменный мост.
А еще… еще я безумно полюбила ночную Москву, когда кажется, что жизнь сосредоточена вокруг мест, где люди могут слушать музыку, танцевать, смотреть шоу, живо общаться, играть на бильярде, наслаждаться изысками какой-нибудь экзотической кухни за бокалом вина или рюмкой отменного коньяка. Я полюбила сад «Эрмитаж», где можно было попасть на потрясающие концерты, прямо на улице выпить чашечку вкусного чая и при желании покурить кальян. Мне понравились дискотеки, особенно те, в которых звучала «живая» музыка.